Завершив круг и уронив последние капли крови из сморщившегося сердца, голова повисает у дверей.
Узкий проход заполняют натыкающиеся друг на друга мертвецы. Они тянут руки, шепчут, скребутся в металлическую дверь, а все новые, хрипя, соскальзывают со стеллажей.
Адам на ощупь снимает перо, опустившееся на лоб, и садится.
Лицо его обретает нормальный вид, только глаза еще пьяно блуждают, а голова кружится.
Придя в себя, он кладет перо на прежнее место, встает, отряхивается и выбирается из зарослей. Под фонарем смотрит на часы: пять минут пятого утра.
Милицейский «уазик» мчится по прямой, как стрела, улице с бульваром посередине. Четверо сайманов, двое из которых Игорь и Андрей, цепко вглядываются в пустоту предутренних улиц.
– Человек! – кричит Игорь.
Автомобиль с визгом тормозит и, развернувшись, останавливается у тротуара. Сержанты, с дубинками наперевес, выскакивают из автомобиля и кидаются к длинноволосому человеку, стоящему под деревом.
Человек шагает им навстречу и кладет правую руку на грудь. Рука вспыхивает веерообразно и сержантов, и еще двоих, выскочивших вслед за ними, окатывает волна благоговенья. Роняя дубинки, они падают на колени и ползут к ногам Адама. Он отнимает руку от груди. – Сейчас уже не угадаешь, где встретишь своих детей, – говорит он и, наклонившись, треплет Игоря за сайманское ухо. Потом замечает огромную шишку на лбу Андрея. – Где это тебя угораздило, сынок?
– Разве это важно? – отвечает Андрей. – Я вижу вас – а остальное – такая хрень!
Адам хмыкает, улыбается, потом суровеет. – Ладно. Хватит сантиментов. По пустым улицам носиться – много ума не надо. Сейчас поедем к подвалу морга: дверь вскрыть надо…
…Адам открывает «дипломат» и критически разглядывает содержимое. Куча мятых денег не годится для задуманного.
Он рассортировывает купюры по номиналам, стягивает их резинкой. За вычетом серебра, меди и железных рублей, оказалось три тысячи триста рублей.
….В полдевятого утра он входит в тесный зальчик сберкассы.
В казенном помещении пусто. Две кассирши, не замечая его, встревоженно переговариваются.
….Сдав деньги и кинув новенькую сберкнижку в дипломат, он опять выходит на улицу.
Прохожие, как ни в чем не бывало, спешат по своим делам, наслаждаясь теплым сентябрьским утром.
Адаму становится скучно. Непрерывно скучая, он проходит целый квартал.
Вдруг, из-за угла, навстречу ему, выскакивает женщина в развевающемся плаще и босиком. Вслед за ней выскакивает мужчина. Он кричит. – Это мистификация, Алла! Чья-то нелепая шутка, Алла!..
«Ага, наконец-то.» – Адам прибавляет шагу и, свернув за угол, чуть не сбивает пятящегося на него деда, в сбитой набекрень шляпе. Рядом, в телефонной будке, какой-то губатый, поминутно оглядываясь, крутит диск. Из-за дальнего угла дома выглядывают испуганные лица. В десятке шагов от Адама, под стеной булочной, стоит лавочка. На ней, слегка завалившись набок, сидит голая девушка с распущенными волосами. Тело ее меловой белизны, рот черен. На остановке стоит пустой троллейбус, за ним несколько авто с сиротливо распахнутыми дверьми.
Адам проходит мимо обмершего губатого к девушке, заглядывает в застывшие васильковые глаза, трогает обожженный до оскала рот, отмечая за спиной шум приближающегося троллейбуса. Достав перочинный нож, он протыкает свой палец и размазывает кровь по ледяной груди девушки.
Мертвая дергается, хрипит и рывком встает с лавочки.
Водительница троллейбуса, катящегося к остановке, открывает рот и ее лицо искажает гримаса ужаса. Троллейбус с ходу врезается в другой: стоящий на остановке. Слышатся крики.
Девушка идет наискосок, через улицу, натыкается на брошеный автомобиль и обходит его, слепо шаря по лобовому стеклу, распахнутой дверце.
Адам провожает ее взглядом. Потом говорит себе. —«Пора!» – и, не обращая внимания на панику внутри троллейбуса, людей, пытающихся выбираться сквозь разбитые окна, водительницу, истекающую кровью в искореженной кабине, идет опять к сберкассе.
Полногрудая кассирша недовольно выговаривает ему. – Вы же только что положили.
Адам ухмыляется. – Мамаша, по улицам мертвецы разгуливают, а вы о такой ерунде печетесь.
Кассирша, потянувшаяся было за протянутой сберкнижкой, застывает. – Это вы так шутите? – спрашивает она и испуганно смотрит на соседку – крашеную брюнетку. Брюнетка смотрит на Адама. Ее рот дрожит.
– Ну, – утвердительно говорит он. – Шучу, – и загадочно улыбается.
Полногрудая, трясущейся рукой, пишет в книжке.
– Вы так больше не шутите! – говорит она с непреходящим испугом, выкладывая на стойку упаковки с деньгами. – А то тут с утра такие слухи. Не пойми что…
– То ли еще будет! – отвечает Адам весело, бросает тугие прессы в дипломат и выходит вон…
В холле областного управления государственной безопасности просторно и тихо. По правую сторону стоит несколько кресел, по левую – за полированным барьером, сидит человек в штатском костюме и очках. Человек вопросительно смотрит на Адама, в нерешительности застывшего у дверей.
– У вас какое-то дело к нам, товарищ? – вежливо спрашивает человек и указательным пальцем поправляет очки.
Адам, потупившись, подходит к очкарику и вздыхает. – Даже не знаю с чего начать. – Он с сомнением смотрит на свой дипломат, ставит его на барьер, раскрывает и поворачивает к очкарику.
Гэбист с недоверием смотрит в дипломат. – Вижу что деньги, – он опять поправляет очки. – Ну и что?
– Это не деньги, – качает головой Адам. – Это тридцать сребренников. Это я Родину продал.
– Родину продали? – очкарик невозмутим. – Ну, а если без пафоса и по существу?
– Я на иностранную разведку работаю. Уже год. Это очередной аванс.
Адам втыкает взгляд в пол. – Совесть заела, – бормочет он под нос еле слышно. – Ночами не сплю, – он поднимает глаза и пронзает гэбиста взглядом с застывшей слезой. – Ведите меня к своему начальству. Я больше не могу так!
Очкастый, посверлив его изучающим взглядом, кивает на кресло. – Присядьте. Дипломат оставьте. Вас позовут.
Гэбист поднимает трубку, что-то говорит в нее, захлопывает дипломат и ставит к себе на стол. За его спиной открывается дверь, входит человек и забирает дипломат.
– Пройдите туда, – говорит очкарик, кивая на дубовую дверь напротив.
За дверью, у маленького столика с телефонным аппаратом, сидит человек. Он молчаливым кивком отвечает на адамово «здрасьте!» и проводит по одежде Адама металлическим предметом.
– Пройдите за мной! – приказывает второй, стоящий поодаль, с дипломатом в руке.
…Плотный усатый мужчина, лет пятидесяти, похожий на моржа, захлопывает дипломат, отодвигает его в сторону и вопросительно поднимает брови, отчего морщины на его лбу складываются в гармошку.
– Я вас слушаю. Рассказывайте.
Адам нервно вздыхает.
– Не знаю с чего начать.
– Как. Когда. При каких обстоятельствах, – почти ласково говорит морж, трогая свой чубчик валиком, видимо знакомый и с феном и с лаком.
Адам бросает взгляд на графин с водой, стоящий за спиной начальника, и проглатывает комок. – Нельзя ли водички? Сами понимаете – волнуюсь.
– Отчего же, нельзя, – усатый поворачивается за графином.
В ту же секунду Адам хватает дипломат и кидает в голову моржа, с невероятным проворством вскакивает на стол и прыгает на плечи гэбиста.
…Адам сидит на столе, а усач на полу, на корточках. Он поглаживает ухо и с недоверчивой радостью косится то на него, то на Адама.
– Значит, говоришь, звонками замучали. Мертвецы, говорят, по улицам ходят. Что ж, верно. Бардак будет усиливаться. – Адам соскальзывает со стола, смотрит на торчащую из-за него голову.
– Выползай, полковник!
Усач, сопя, поднимается.
– Садись, не стесняйся, – кивает Адам на кресло. Полковник с готовностью подчиняется.
– Твоя задача – парализация всех видов связи: гражданской, воинской, какой там еще – ты лучше знаешь. Полная изоляция города. Следующая задача – захват пусковых шахт. Говоришь их двенадцать. Тогда скажи: если поднять их содержимое в воздух и взорвать, что будет?
Конец ознакомительного фрагмента.